Борис Петрович Панков (1925–1992) – уроженец Брянска. Узник концлагерей Вевельсбург и Заксенхаузен. Автор книг «Осуждён особым совещанием», «Они умирали под забором», «Пройденный путь под конвоем»
Сбывшееся предсказание
Лето 1943-го… Концлагерь Заксенхаузен. Борис, опасливо озираясь по сторонам, осторожно пробирался к собачьему питомнику, где в больших железных клетках содержались немецкие овчарки. Фашисты повсеместно использовали их для различных нужд как в тылу, так и на фронте, в частности – в охране концлагерей. Борис на днях был зачислен каменщиком в рабочую команду заключённых Гундецвингер (Hundezwinger) – в переводе на русский – питомник для собак. Он был крайне истощён и испытывал неимоверный голод. При росте 180 см имел вес около 50 кг.
В самом начале войны Бориса как не подлежащего призыву (ему исполнилось тогда 16 лет) зачислили в истребительный батальон по поимке и ликвидации фашистских диверсантов и лазутчиков. Однажды, когда он находился в глухой деревушке недалеко от линии фронта, его схватили диверсанты и повезли на санях расстреливать в ближайший лес. Уже выпал снег, было довольно холодно. Расстреливать везли трое. Один сидел напротив с автоматом, другой – чуть сбоку с пистолетом в кобуре на поясе, а возница управлял лошадью. Перед расстрелом спросили о последнем желании. Борис попросил закурить (потом он уже больше никогда не курил).
Затянувшись папиросой, он вдруг ощутил какое-то невыразимо гнетущее чувство и так отчаянно захотелось жить! Каратели несколько успокоились и потеряли бдительность.
Воспользовавшись этим, Борис, сделав резкий рывок, схватился за автомат и что есть силы ударил им фашиста в лицо. Диверсант рухнул оглушённый. Другого ногой столкнул в сугроб. Спрыгнув с саней, Борис бросился в лес.
Придя в себя, каратели открыли безпорядочную стрельбу, но удача была на стороне беглеца... Сбросив тяжёлые валенки, он около трёх километров бежал босиком по снегу к дому знакомого лесника, где и укрылся на время от преследователей.
Когда немцы оккупировали область, скрывался у родственников в деревне. Однажды попытался вернуться в город, но попал в облаву и был угнан в Германию. Немцы на оккупированных территориях периодически проводили облавы. На специальных биржах труда задержанных регистрировали, сортировали и направляли на всевозможные предприятия и производства Третьего рейха. Всё это очень напоминало работорговлю во время расцвета Римской империи, но, конечно, в других масштабах. Заключённых было сотни тысяч.
Борису повезло. На бирже его распределили к бауэру – немецкому крестьянину для работы на сельхозферме. Хозяин относился к работникам, как к своим соотечественникам. Трудился со всеми вместе. Члены его семьи обедали за одним столом с прибывшими. Главное – все были сыты, и слава Богу. Некоторые проработали так до конца войны. Но Борис вскоре решил бежать на фронт, помогать своим защищать Родину. Он не знал ни языка, кроме нескольких слов, ни своего места нахождения. Ферма находилась почти в центре Германии, и до фронта было ой как далеко. Немцы в это время стояли под Москвой. После долгого блуждания по местным лесам и полям, голодный и обессиленный, он был пойман полицией и отправлен в тюрьму Дортмунда, а затем на угольные шахты. Оттуда совершил побег, но снова был схвачен городской полицией и помещён в концлагерь смерти Вевельсбург, где работал на каменоломнях. Спустя несколько месяцев часть выживших заключённых из этого лагеря направили в Заксенхаузен.
…Борис подобрался вплотную к клеткам с собаками. Овчаркам только что принесли еду, и они начали жадно поедать её из металлических мисок. Рабочие питомника, занимавшиеся кормлением, быстро покидали территорию. Собачье месиво готовилось из овсяной крупы, картофеля, моркови и какой-то жёлтой муки с мелко перемолотыми костями и кусочками мяса. По форме оно напоминало вязкую глинистую массу. Борис подобрался к первой ближайшей клетке. Голод сковал всё его сознание. Он взял лежавший под ногами камень и бросил в дальний угол клетки. Собака, оставив еду, рванулась в сторону упавшего камня. Борис мгновенно схватил собачью миску и начал жадно хватать руками и запихивать себе в рот её содержимое. Большая часть каши уже была съедена животным. Собака вернулась на прежнее место и начала лаять. Но Бориса это не смущало, потому что лай раздавался во многих уголках питомника, и никто не обращал на это внимания.
Собачья команда была одной из немногих в лагере, где имелась возможность дополнительно подкормиться. Лагерное питание было очень скудным, и сильно истощённые заключённые на таком пайке быстро погибали. Многим узникам помощь приходила по линии Красного Креста, но интернированным и военнопленным из Советского Союза такая помощь не поступала, поскольку государство в лице тов. Сталина от них отказалось как от предателей. Поэтому положение заключённых из России было самым худшим.
Борис быстро проглотил кашу и пустую миску снова поставил в клетку. И вдруг его словно осенило. Ему показалось, что нечто подобное в его жизни уже когда-то происходило. Невольно вспомнилось детство, когда ему было лет 6-7. В то время у них имелась такая традиция. В выходные дни все взрослые сыновья и дочери его деда по отцу со своими семьями собирались вместе потрапезничать в большом родительском саду. В их числе – отец и мать Бориса. Все они уже жили отдельно от своих престарелых родителей. Дед был очень строгих правил. До революции даже некоторое время служил по полицейскому ведомству, за что подвергался преследованиям от большевиков, но по причине почтенного возраста репрессирован не был.
Обычно родственники сначала беседовали на житейские темы, играли на музыкальных инструментах, пели, а затем обедали. Заигравшись как-то за столом с братьями, Борис уронил на землю кусок хлеба и, чтобы не поднимать, незаметно начал ногой заталкивать его под стол. Это действие не укрылось от внимательного взгляда деда. Дед встал со своего места, врезал внуку хороший подзатыльник и в сердцах произнёс: «Попомни, негодник, придёт время, хлеба не будет, у собак будешь отбирать пищу…»
Борис с ужасом вспомнил тот эпизод и понял, что предсказание деда исполнилось. Это потрясло его до глубины души. Как такое могло быть?..
До того, как он был принят в «собачью» команду, его вместе с другими заключёнными посылали чистить отхожие места, поливать огороды, выгребать помойные ямы в окрестностях лагеря и лагерных зонах. Команда называлась Вассерваген. В ней было пятнадцать человек: четырнадцать поляков и среди них один русский – Борис. В специальной упряжке они таскали огромную помойную бочку. Впереди бочки снизу крепилось длинное дышло. Каждый заключённый надевал на плечо широкий брезентовый пояс с лямкой на конце. Лямка цеплялась за крюк дышла. Однажды команда оказалась на территории Гундецвингера. Под оглушительный лай многочисленных псов они почистили помойную яму. Возвращаясь назад, невольно остановились около кухни, где варили пищу для собак. Запах был настолько соблазнительным, что не остановиться было просто невозможно. С кухни навстречу им вышел заключённый и торопливо окинул взглядом всю команду. Остановив взгляд на Борисе, у которого на груди виднелась буква «R», он по-русски спросил: «Ты откуда родом?». Борис ответил по старинке, что из Орловской губернии Брянского уезда.
Они случайно оказались земляками. Заключённый с кухни быстро снял жестяное ведро, висевшее на гвозде под бочкой, и тут же удалился. Этими вёдрами чистили помойные ямы и отхожие места, поливали лагерные огороды. Не прошло и минуты, как он вернулся, и в руках Бориса оказалось восьмилитровое ведро, полностью наполненное кашей, предназначенной для кормления собак в питомнике. Не помня себя, подносил к своим губам это месиво и глотал, глотал, совершенно не чувствуя насыщения пищей. Поляки были ещё далеки от такого сильного истощения и так и не решились попробовать собачьей каши из помойного ведра. От верной смерти Бориса спас форарбайтер (старший команды), который крикнул: «А ну, пановье, поехали. Хватит любоваться на этого страшного хищника, жить ему осталось уже немного. У него просто закончилось терпение».
Эти слова прозвучали как смертный приговор. С обидой и тяжким огорчением Борис посмотрел в ведро, где оставалась ещё добрая половина собачьей каши, и остановился...
Через несколько месяцев волею случая он оказался в рабочей команде Гундецвингер, что в итоге и спасло ему жизнь.
Последние аккорды войны
Побеги из лагеря были весьма редки. За побег или попытку побега полагалась смертная казнь. Казни всегда проводились перед строем. Однажды казнили немца, уголовника. Он был призван в армию прямо из концлагеря. Его направили в команду карателя Дерливангера, но он дезертировал, был пойман и возвращён в лагерь. Стоя перед виселицей на специальной подставке, приговорённый успел только крикнуть «До свидания, товарищи!» В этот момент палач выбил из-под его ног подставку. Тело узника, извиваясь, сильно рванулось в петле, и верёвка внезапно оборвалась. Казнённый отлетел к стойке виселицы, оказавшись в сидячем положении на земле. Первый заместитель коменданта лагеря Август Ген танцующей походкой подошёл к нему и с каким-то самодовольным азартом спокойно выстрелил в голову неудачно казнённого.
Борис стоял в последней, самой крайней, пятёрке шестьдесят восьмого блока, почти рядом с виселицей, и не заметил, что за ним находился работник крематория со специальной тележкой и чёрным гробом на ней, чтобы забрать труп казнённого. Чрезмерно услужливый работник так разогнал тележку, что Борис не успел отскочить – оказался верхом на крышке гроба и подъехал к самой виселице. Он тут же поспешно соскочил с гроба и очутился лицом к лицу с Гансом Баумкеттером – главным врачом концлагеря.
«Ну вот, теперь твоя очередь настала, – проговорил с грубой иронией Баумкеттер, определив по номеру на груди, что заключённый русский. – Да жаль, верёвка оборвалась…» Борис быстро встал на прежнее место в строю, однако эта история неприятно врезалась ему в память.
Баумкеттер был не только главным врачом концлагеря Заксенхаузен, но и являлся заместителем начальника санитарной части всех лагерей Германии. Баумкеттер завоевал особенный авторитет, когда в конце войны получил приказ из ставки Гитлера проверить действие яда – цианистого калия в ампулах – на узниках лагеря. Об этом рассказывали уголовники – немцы, имевшие связь с руководством лагеря. Нацисты сами готовились к смерти, чтобы уйти от ответственности за свои великие преступления.
В конце 1944-го, когда война пришла уже на территорию Германии, союзная американская авиация совершила налёт на город Ораниенбург, где находилось много военных предприятий. Концлагерь располагался сразу за городом. Налёт происходил в вечернее время. Заключённые в бараках уже готовились ко сну. И вдруг кто-то подошёл к окну и воскликнул: «Братцы, смотрите, сколько на горизонте звёздочек!» Многие сразу метнулись к окнам. Среди узников были и бывшие лётчики. «Сейчас вы увидите, какие это звёздочки, – послышался чей-то уверенный голос, – это союзная авиация... Будут бомбить гадов». Через мгновение всё небо озарили прожектора, захлопали зенитки. Послышался вой сбитых самолётов и первые бомбовые удары. Затем город озарился пламенем, и всё разом загрохотало. Заключённые дружно закричали: «Ура, бей гадов!» Но их радостный азарт быстро сменился отчаянием. Самолёты вскоре появились и над лагерем и начали сбрасывать бомбы на зоны. Бараки загорелись. Все их обитатели бросились к выходу. В проходах образовалось столпотворение, началась давка... Охранники и администрация разбежались кто куда. В считаные минуты лагерь был полностью разбит и уничтожен. Погибли тысячи заключённых. Борис один из немногих чудом остался жив. Наверное, его хранила молитва матери, которая, находясь в оккупации, постоянно молилась о своём единственном безвестно пропавшем сыне.
Выскочив одним из первых из барака, Борис отчаянными прыжками перебирался из одной бомбовой воронки в другую. Вокруг безпрерывно громыхали взрывы, вздымая к небу огромные столбы земли. Он, где ползком, где небольшими перебежками, добрался до близрасположенного леса и спрятался среди деревьев. Лагерь был весь в огне, в отдалении слышались стоны раненых и умирающих. Налёт прекратился. Неожиданно Борис столкнулся лицом к лицу со спасшимся, как и он, заключённым немцем. Как потом выяснилось, он был коммунистом-антифашистом, за что его и отправили в концлагерь. Заключённый немец рассказал, что он жил до ареста в Берлине, там у него остались друзья, и предложил двигаться в сторону фашистской столицы. Выбора у Бориса не было, и он принял предложение своего невольного попутчика. Они решились идти лесом вдоль дороги, ведущей к главному городу Третьего рейха. Вдруг за их спинами послышался шум движущейся машины. Спрятавшись за деревьями, они увидели грузовик, который медленно ехал в нужном им направлении. Двери кабины были открыты. Водитель, высунув голову, смотрел всё время на небо, чтобы, в случае надобности, сразу покинуть машину. Воспользовавшись тем, что внимание водителя было всецело сосредоточено на возможном появлении вражеских самолётов, узники незаметно выскочили на дорогу, догнали грузовик и забрались в кузов под брезент. Там в основном находилась рабочая одежда. Они, зарывшись в неё, тщательно замаскировались. Через некоторое время грузовик остановился, послышалась немецкая речь.
Беглецы поняли, что они подъехали к пропускному пункту. Часовые открыли брезент, проверили у водителя пропуск, немного порылись в спецодежде и дали разрешение на въезд в город. Машина поехала дальше. Так они оказались в Берлине. Узники слегка приоткрыли брезент и начали наблюдать за окрестностями. Город был сильно разрушен бомбёжками. На их пути не встретилось ни одного целого или неповреждённого здания. Вдруг попутчик Бориса подал знак, что им пора выбираться. Они переоделись в спецовку, незаметно выпрыгнули из машины и спрятались среди развалин. Немец объяснил Борису, что ему нужно отыскать своих друзей, вместе с ними он вернётся и они заберут его с собой. Вдвоём идти опасно, поскольку Борис недостаточно хорошо знает язык, и могут быть неожиданности.
Борис без еды и воды прождал двое суток. Но, в конце концов, всё закончилось благополучно. Он поселился у немцев-коммунистов в одной из конспиративных квартир, стал участником берлинского подполья. По вечерам они выходили на задания, а ночами слушали радио Москвы и союзников.
Накануне штурма Берлина друзья забинтовали Бориса, как тяжелораненого, и спустились в бомбоубежище. У него не были видны рот и глаза, чтобы случайно не открылось, что он иностранец. Когда Красная армия вошла в город, они первыми вышли из укрытия и сразу связались с командованием. Как участника антифашистского сопротивления Бориса вскоре приписали к мотострелковому полку. Свидетельство немецких коммунистов-подпольщиков, которые имели тайную связь с советской разведкой, было достаточно весомым аргументом в пользу такого решения. К слову сказать, обычных узников немецких концлагерей, случалось, репрессировали и отправляли в советские тюрьмы и лагеря.
Прибыв в родной город, Борис с трудом разыскал мать, которая всю войну о нём непрестанно молилась и верила, что Бог сохранит её единственного сына. С отцом встретился лишь через несколько месяцев. Отец был начальником бронепоезда и остался после войны работать в пароходстве Кёнигсберга.
Как описать встречу единственного сына с матерью после всего пережитого? Наверное, такая встреча будет после Страшного суда у тех, кого помилует Господь.
Борису тогда исполнилось только 20 лет, и впереди была ещё целая жизнь.
Владимир Борисович Панков